Сергей Сапожников. «Он — Золотухин! Он — мой друг!»

    ЗОЛОТУХИНУ — ДРУГУ, АКТЕРУ И «НИХУТОЛОЗУ»…

    Сергей Сапожников, известный московский музыкант, писательским недугом стал поражен уже будучи в зрелых годах. Побывав, в духе лесковского очарованного странника, скрипачом, дирижёром, издателем, автором музыки и её исследователем — учёным (он — кандидат искусствоведения), снискав известность как реаниматор утраченных шедевров Прокофьева и Шостаковича, он однажды, к смычку приравнял перо и создал гирлянду изысканных оригинальных по манере изложения и по языку очерков о личных своих деловых и творческих встречах с русскими знаменитыми людьми от музыки, балета, драматического искусства или же об их произведениях.

    Ещё не открывая книги, две из которых уже увидели свет, а третья написана и готовится к изданию, будущий читатель, с подозрением может отнестись к перечню разновеликих и разномастных имён, заявленных автором: композиторы — Чайковский, Прокофьев, Шостакович, Свиридов, Щедрин; артисты — Ростропович Золотухин, Терехова, Рябинкина и ещё, и ещё… Как можно найти общий формат для таких разных и на первый взгляд даже несовместимых представителей современного русского искусства? Этот парадокс автор преодолевает, благодаря двум своим уникальным свойствам: он — «профи», ас в сфере музыки и энциклопедически оснащён во многих сферах искусства и даже науки. Помимо этого, его деятельность невероятно сочетала в течение многих лет концертные выступления в качестве скрипача — сольные и со звёздами балета, — а параллельно шла работа на высоких должностях в государственном издательстве, а позднее в секретариате правления Союза композиторов СССР! Всё это способствовало личному общению С. Р. Сапожникова с деятелями высокого искусства, а также и с крупными чиновниками советского периода. В результате у автора публицистической сюиты в памяти тысячи интересных событий и опыт совместных деяний со знаменитыми людьми советской эпохи и, самое главное, своя независимая высокая точка зрения «столичной штучки» и способность легко извлекать из памяти неожиданные и парадоксальные факты из разных сфер жизни советской эпохи.

    Свою трилогию автор определил по жанру как публицистическая сюита, и назвал её, перефразируя строку из пушкинского Пророка, — «На перепутье мне явились». Избранный жанр позволил автору иногда кратко, как говорят художники a la prima, то есть «за один сеанс», одним махом, а в двух вышедших книгах в серии очерков, составить оригинальные, своеобразные портреты знаменитых композиторов, музыкантов, артистов в обстановке и при условиях, в которых сам С. Р. Сапожников не праздно, и не как интервьюер, а «по делу» общался с каждым из них, либо реанимировал их произведения. Это и есть объяснение названию сюиты очерков публицистическая.

    Я с огромным интересом прочитала и прорецензировала первую из трёх книг сюиты — «Мой Шостакович» об истории первой любви семнадцатилетнего Шостаковича к своей сверстнице и созданию первого крупного сочинения (Трио №1), посвящённого своей юной музе, а также истории восстановления клавиров и партитур балетов Шостаковича, снятых с репертуара после премьер и затерявшихся в архивах. Интрига в поисках необычайно интересных фактов, связанных с юностью Шостаковича, многие, ещё неведомые миру высказывания композитора о своём творчестве и окружавших его людях, публицистический задор автора, сделали эту книгу заметным событием в российской «Шостаковичеане».

    Вторая, только-только что опубликованная книга: «Он — Золотухин! Он мой друг!» собрала зарисовки автора в связи с разными эпизодами творческих встреч С.Р. Сапожникова с Валерием Золотухиным, состоявшихся в течение более тридцати лет их сотрудничества то в кино, то в разных других затеях, связанных с музыкой и песнями, которые С.Р. Сапожников делал для Золотухина. Валерий Золотухин не только знаменитый артист, но и литератор, автор весьма своеобразных и ярко публицистичных своих дневников — это дало Сапожникову повод, так сказать «алаверды», проявить свои литературные способности, щегольски попользоваться разными манерами изложения и даже трюками, вроде перевёртышей имён — «ракоходов», давших как в кривом зеркале пары: Золотухин — Нихутолоз и Сапожников — Вокинжопас! Но суть конечно же не в трюках, а в особом, лирическом настрое этой книги, в которой предмет разговора между С.Р. Сапожниковым и В. С. Золотухиным и стиль их общения приглашают читателя унестись мыслями ввысь, в сферы высокого искусства. Сам автор в середине книги приоткрывает манеру своего письма: «Это — игра полунамёками, прерванные на полуслове мысли, перекидки их и иные гримасы литературно-публицистического импрессионизма. Я не поспеваю в этом камлании ясновидящего каждую секунду останавливать ход мысли, чтобы делать сноски о том, кто такой Мольер, или Дон Жуан, или крошка Цахес. Рассчитываю на некий уровень интеллигентности, ниже которого диалог становится просто ненужным и невозможным. Вас, читатель, я знаю и уважаю, поэтому и пригласил на чашечку кофе, чтобы поговорить по душам и по-человечески».

    В диалоге с интеллигентным читателем острый юмор автора рассчитан, как я уже упомянула, на людей столичной ориентации. Здесь есть место и разговору о Высоцком, но устами знаменитого композитора как о «гении, совершившем открытие», и на фоне весьма острого разговора о природе чиновничьих запретов на песни знаменитого барда. В другом очерке несколькими штрихами, эскизно, но ярко и своеобразно очерчен вельможный облик Сергея Михалкова, к которому Золотухин и Сапожников отправились показать сделанную ими музыкальную басню на стихи этого знаменитого поэта. Виртуозно с блеском написана глава «Пушкиномания и гадание на Пушкине», где автор преподносит изумлённому интеллигентному читателю «неоспоримые доказательства» о том, что трагические страницы истории России, произошедшие в советский период, предсказаны в поэме Пушкина «Руслан и Людмила». В другом месте так же «неоспоримо» доказывается принадлежность рода Золотухиных к Байрону и Лермонтову! Однако, главное, что волнует автора книги, это превращение Золотухина артиста в Золотухина режиссёра, что вселяет в автора надежду поставить наконец давно придуманный и сделанный им и Золотухиным, но ещё не поставленный на сцене, мюзикл на стихи Николая Гумилёва.

    В книге забавные коллажи и рисунки, сделанные Сапожниковым, — Золотухин то в лавровом венке писателя, то, как матадор, сражается за идею с быком, то обнаженным скачет на вздыбленной, как петрово-водкинский красный конь России.

    Первая встреча автора и Валерия Золотухина произошла в 1975 году в Одессе на съемках телефильма «Весна 1929-го» Георгия Юнгвальд-Хилькевича, где Сергей Сапожников, работая над музыкой к фильму, делал аранжировки и разновидные вариации на темы Шостаковича. Но в книге «Он — Золотухин! Он — мой друг!» читателю не стоит искать биографических сведений о жизни артиста, либо известных публике его артистических сплетен и баек. Эта книга скорее — философский эскиз трактата об искусстве на примере событий, общих для Золотухина и Сапожникова на протяжении более чем трёх десятков лет. Сергей Сапожников показывает, что творческое, созидательное начало Валерия Золотухина не менее сильно в нём, чем его великое лицедейство, и унять Золотухина в творчестве — дело безнадежное.

    Итак, в двух изданных книгах из публицистической сюиты Сапожникова одна серия очерков связана с именем Шостаковича, другая с Золотухиным. А вот в третьей книге (я исподволь понемногу расспросила автора о ней) уже иная структура: каждой знаменитости посвящено по одному очерку, побольше, либо поменьше, в зависимости от той конкретной работы, которая связывала автора со знамениты музыкантом или артистом. Но, зная обстоятельность, щепетильность и даже своего рода педантичность С.Р. Сапожникова, принципиальное тяготение к абсолютной достоверности приводимых им сведений, можно сказать, что художественная и публицистическая значимость созданных портретных зарисовок знаменитостей вовсе не находится в прямой зависимости от количества страниц каждого очерка. Пытаться объять необъятное Сапожников и не стремится, но в своей третьей книге, завершающей сюиту — она имеет название «Единство несовместимых», — автор, наподобие знаменитого шумановского «братства давидсбундлеров», создаёт свой круг, даже некий «храм» пребывания в едином пространстве очень разных, но близких себе по духу персонажей из сферы искусства. Здесь под одной обложкой уживаются Чайковский со Стравинским, Ростропович с Тереховой, Свиридов с Прокофьевым…

    Будучи хорошо знакомой с двумя книгами публицистической сюиты Сергея Сапожникова, я могу уже заранее с уверенностью сказать, что в целом эти хорошо изданные в удобном формате три книги несомненно обогатят представление любящих искусство читателей о знаменитых деятелях искусства ХХ века. Факты, приводимые автором, нигде в других изданиях не фигурируют, а яркая и своеобразная манера литературного изложения несомненно доставят удовольствие интеллигентному читателю.

    Валерия ОЛЮНИНА